Лайон Де Камп - Башня Занида [Авт.сборник]

Свеча на карнизе окончательно оплыла, когда в коридоре послышались шаги и забрезжил свет фонарей.

Появился Великий Магистр, а за ним Борела окружило множество братьев в масках, включая и одного брата с рогом (рог имитировал рычание екия). Все хлопали его по плечам и шумно восхищались им.

По множеству лестничных маршей испытуемого доставили обратно в главный зал, где и позволили снова облачиться в свои одежды. После этого зер Джувейн повесил ему на шею усыпанный самоцветами орден, изображающий дракона, и произнес цветистую речь в старинном стиле:

— О зер Феликс! Ты принимаешься ныне в самый благородный, самый древний, самый почтенный, самый тайный, самый могущественный, самый рыцарственный и самый братский орден. Тебе дарованы отселе все права и привилегии, звания и льготы, обязанности и атрибуты рыцаря сего наиблагороднейшего, наидревнейшего, наипочтеннейшего…

Долгая кришнянская ночь прошла уже на две трети, когда рыцари закончили жать ему руку и пить за его здоровье. К утру Борел и Кубанан, пьяно выписывая кривые, в обнимку доплелись до казначейских апартаментов. По пути неофит пытался горланить какие-то куплеты старой песни о короле Английском и королеве Испанской, пока сотрапезник не утихомирил его словами:

— Разве ты не знаешь, что поэзия в Микарданде запрещена?

— Нет. Почему?

— Орден счел, что она дурно влияет на наш… ик… боевой дух. Кроме того, ети клятые поеты слишком много врут. А што там в следусчей строфе?

IV

Проснувшись на следующий день, зер Феликс (теперь он дал себе слово называться так даже мысленно) сразу же перешел к насущным делам. Он добился вечернего приема у Великого Магистра и изложил там проект вечного двигателя. Зер Джувейн пришел в некоторое затруднение, тогда Борел призвал на помощь Кубанана.

Последний смог убедить Магистра, и тот наконец решил:

— Хорошо, брат Феликс. Вы сообщите мне, когда все предварительные разработки будут закончены, и я вынесу ваше предложение на общее собрание.

Оставалось дождаться изготовления рабочей модели, и Борел пару дней понукал Хенджаре Медника. Одновременно он присматривал за строительством киоска для продажи лотерейных билетов, печатание которых почти завершилось.

Требовалось убить время, и Феликс свистнул Ереваца помочь поупражняться в езде на коляске. Через пару часов он довольно неплохо овладел трудным искусством попятного движения и разворота кругом на ограниченном пространстве.

— После обеда приготовишь коляску.

— Господина ехать кататься?

— Да. Но ты мне не понадобишься, я буду править сам.

— Уй. Нехорошо. Господина попадать в беда.

— Это уж моя забота.

— Ручаться: господина брать катать девушка. Плохой дело.

— Не лезь куда не просят! — прикрикнул Борел на слугу.

«Теперь Еревац будет целый день дуться, и мне придется умащивать его, иначе не видать мне приличной службы», — подумалось Феликсу. Черт возьми, ну почему не существует механических слуг, абсолютно бесчувственных и не доставляющих хозяевам дополнительной мороки! На Земле, правда, кто-то попытался сотворить такого, но образец взбесился и уничтожил создателя.

Послеполуденное солнце застало Борела разъезжающим в экипаже по главному проспекту Мише. Рядом сидела Зердая и поедала спутника обожающими глазами.

— А если чья-нибудь коляска появится из-за поворота, то кто кого должен пропускать? — поинтересовался Борел.

— Феликс, да в любом случае у тебя право приоритетного проезда! Ведь ты теперь член ордена, пусть даже и не настоящий хранитель!

— О! — ограничился он восклицанием, поскольку подобное обстоятельство мало возбуждало его тщеславие. Очевидно, демократические институты Земли сделали свое дело, и здешние классовые различия пришлись Борелу не по вкусу. С легкой иронией он добавил: — Иными словами, поскольку я теперь почетный рыцарь, то могу мчаться по городу полным галопом, выкрикивая «баянт-хао!», а если кто-то попадет под колеса, то тем хуже для него?

— Естественно. А ты как думал? Ах да, ты же с другой планеты! Наверное, это и придает твоему облику неповторимые черты. За суровой внешностью искателя приключений скрывается самый нежный и внимательный мужчина, которого я когда-либо видела!

Борел скрыл улыбку. Как его только ни называли: и вором, и мошенником, и гнусным, подлым обманщиком, а вот нежным и внимательным — никогда. Может быть, это и есть пример проявления той относительности у о которой талдычат все волосатики-ученые?

— Куда бы тебе хотелось сейчас отправиться? — спросил он спутницу.

— На Землю! — отозвалась та, кладя голову ему на плечо.

На какой-то миг Феликс едва не поддался искушению послать к черту все свои планы и действительно взять девушку с собой. Но тут же на выручку ему поспешил холодный эгоизм, бывший главной чертой данного авантюриста. Эгоизм напомнил, что когда быстро сваливаешь, то чем меньше багажа, тем лучше. Люби прекрасных дев и вовремя бросай их. Да и разве не счастливей будет сама Зердая, если они расстанутся до того, как она узнает, что он, в конце концов, никакой не добрый дядя?

— Давай съездим на турнирное поле за Северными воротами. Сегодня будет бой между зером Волхаджем и зером Шуспом.

— Что это за бой? Я о нем не слышал.

— Зер Шусп вызвал на поединок зера Волхаджа: у них какая-то ссора из-за дамы. Шусп уже трех рыцарей убил в подобных схватках.

Борел пришел в недоумение:

— Но ведь у хранителей, по идее, все общее, как у коммунистов, которые когда-то водились у нас на Земле. Так разве рыцарь имеет право быть ревнивым? Почему они не могли ухаживать за этой дамой одновременно?

— Все дело в традициях. Деве полагается отвергнуть одного возлюбленного, прежде чем принимать ухаживание другого. Поступить иначе — бестактно.

Они добрались до Северной заставы и неторопливо покатили по проселочной дороге.

— А куда она ведет? — спросил Феликс.

— Разве ты не знаешь? В Колофт и Новуресифи.

За последними домами, там, где начинались возделываемые поля, и находилась площадка для турниров. Борелу она напомнила футбольное поле какой-нибудь североамериканской средней школы: та же разноголосая толпа зрителей, те же маленькие деревянные трибуны, только вместо ворот — шатры. Центральный сектор одной из трибун представлял из себя ложу, предназначенную для высших чинов ордена.

В толпе сновали лоточники, и крик одного перекрывал общий шум:

— Цветы! Цветы! Красные цветы для сторонников Волхаджа, белые — для тех, кто за Шуспа! Купите цветочек вашего рыцаря-фаворита!